MUZON.ORG

Желание сделать фильм по «Евгению Онегину» и сыграть в нем заглавную роль впервые возникло у Ральфа Файнса еще в пору его обучения в Лондонской Королевской академии драматических искусств. В 1992 г. он поделился своими планами с сестрой Мартой; вместе они нашли продюсера Айлин Майзель, а та, в свою очередь, свела их со сценаристом Майклом Игнатьеффом, который в декабре 1994 г. принес Файнсам первый набросок сценария. Набросков этих впоследствии оказалось великое множество; для работы над сценарием был привлечен еще один сценарист, Питер Иттедгуи. Оба сценариста, а в еще большей степени — оба Файнса всячески старались не только ничего не потерять из небогатой фабулы полюбившегося произведения, но и найти визуальные аналоги хотя бы для некоторых «лирических отступлений», аллюзий и метафор. Когда в апреле 1997 года Ральф Файнс приехал в Москву на гастроли (он играл в антрепризной постановке чеховского «Иванова»), Марта Файнс, не мешкая, отправилась прямиком в Санкт-Петербург: выбирать натуру для съемок.

В середине января 1998 года Файнсы совершили еще один вояж в Россию; на сей раз целью их посещения были Пушкинские Горы. Позднее Ральф Файнс будет рассказывать, что заснеженные пейзажи Михайловского, общение с музейным смотрителем, скованная льдом речка Сороть и «скамейка Татьяны» в Тригорском дали ему для понимания будущего фильма едва ли не больше, чем все добросовестно проштудированные им комментарии к поэме (включая набоковские).

На петербургской натуре Марта Файнс снимает всего один, финальный эпизод: после объяснения с Татьяной Онегин бредет вдоль Малой Невы, постепенно теряясь в серо-молочной снеговой дымке где-то между Пушкинским Домом и Институтом им. Павлова. Погода выдается как на заказ: несмотря на то, что в календаре уже весна, невский лед по-прежнему крепок, а с неба валит густой снег. Успешно завершив съемки, группа перебирается в английское графство Хертфордшир, где на заброшенном летном поле уже воздвигнута декорация замерзшей Невы, с санным треком и катком в стиле пушкинской поры. Летняя натура будет сниматься на юге Англии, а павильонные сцены — на студиях Шеппертон.

Причина файнсовской одержимости — не только в том первом, юношеском, навсегда сохранившемся в нем «гипнотическом ощущении» от пушкинского текста (по собственным словам актера). Актер истинной английской закваски, Файнс усмотрел в Онегине свой излюбленный тип героя: холодноватый, помеченный каиновой печатью байронического цинизма, — и вместе с тем позволяющий затрагивать моральные проблемы, ставить вопросы и переадресовывать зрителю свои размышления над ними. Именно с этим типом героя были связаны главные успехи Файнса: и в кино (Аман Гет в Списке Шиндлера, реж. Стивен Спилберг), и в театре (Гамлет в бродвейской постановке 1995 г., ставшей «гвоздем сезона»). О финальной сцене Онегина Файнс скажет: «Сделав такое, понимаешь впоследствии: это одна из удач всей твоей жизни».

Премьера Онегина состоится 4 июня 1999 г. в московском кинотеатре «Пушкинский» — аккурат накануне юбилейных торжеств; вскоре фильм покажут и в Петербурге. Но если москвичи примут фильм достаточно благосклонно, то на петербургской пресс-конференции Файнсы с трудом будут защищаться от нападок. Начиная с того, что Ральф Файнс не понял сути такого сугубо русского явления, как «лишний человек», и превратил Онегина в окаменелого циника на британский манер, и, заканчивая тем, что Марта Файнс оставила от ветвящегося, сложносочиненного текста голый мелодраматический каркас. Достанется и Лив Тайлер, чья ядреная техасская стать никак не ассоциируется у российских критиков с нежной и трепетной Татьяной. И уж никто не упустит случая высмеять сцену великосветского петербургского бала, на котором оркестр играет вальс «На сопках Маньчжурии», и дуэт Ольги и Татьяны, задорно распевающих «Ой, цветет калина». Обескураженный и уязвленный, Файнс, однако, ничем не выкажет своей обиды, а в октябре того же года, в интервью «Evening Standard», прокомментирует произошедшее с истинно британским тактом: «Просто русские чувствуют, что «Евгений Онегин» — это не просто история, но сам голос России... Мы попытались объяснить им, что наш фильм — всего лишь английский отклик на русскую классику».

Однако, когда рецензии на Онегина появятся в отечественной прессе, стопроцентно разгромных среди них будет на удивление немного. Нападки и насмешки сменятся разбором недостатков и промахов — при непременном подчеркивании достоинств и удач, которых, по неспешном рассмотрении, также окажется предостаточно, особенно учитывая головоломную сложность поставленной задачи. Чуть ли не единственным безоговорочным промахом, пожалуй, будет признан визит Татьяны к Онегину перед написанием хрестоматийного послания. В остальном же мнения критиков будут расходиться: одних покоробит по-голливудски форсированная естественность Тайлер (хотя и у них сыщутся для нее свои оправдания), другие, напротив, предпочтут ее чересчур жестко выстроенной сдержанности заглавного характера, а третьи и в этой чрезмерной жесткости усмотрят свой смысл. Однако большинство сойдется в одном: «явная, неподдельная любовь» создателей фильма к пушкинскому тексту — равно как и неизбежная для иностранцев «свежесть восприятия» — помогла им почувствовать, «ухватить» и перенести на экран что-то очень важное. При всех нелепицах и несуразицах, которым в экранизациях всегда есть место.

Алексей ГУСЕВ